Ему снится, что он стоит перед зеркалом. Комната с пыльными столами и завешенными темными тряпками картинами. А посреди комнаты - зеркало. То самое, Гарри помнит с первого курса. Елинеж, кажется.
Дамблдор говорил, что оно показывает самые сокровенные, самые потаенные желания.
Гарри смотрит в зеркало - и видит Сириуса рядом с собой. Его отражение в зеркале, он лежит на коленях у крестного и всхлипывает, уткнувшись носом в промокшую рубашку. Сириус улыбается, грустно и очень ласково, зарывается пальцами в длинные волосы Гарри и шепчет.
Гарри слышит, как Сириус шепчет:
-Все хорошо, мальчик мой.
Сириус успокаивает его:
-Не плачь, мой мальчик, все хорошо.
Сириус говорит:
-Ты не виноват, мальчик мой... Северус.
Там, во сне - Гарри выглядит, как Северус Снейп.

-Мистер Поттер, - звучит над ухом жужжащий голос Макгонагалл и Гарри открывает глаза. Гарри Поттер, гриффиндорский золотой мальчик, заснул на занятиях по трансфигурации.
-Мистер Поттер, - повторяет Макгонагалл, и вид у нее такой, что она сейчас выпрыгнет из мантии от злости. - Если вы считаете, что вы вправе спать на моих занятиях...
-Не считаю, - говорит Гарри быстрым движением сгребая весь свой расположенный на парте хлам.
Хлам здесь - пара учебников, конспекты, да пергамент с домашним заданием, сделанным кое-как и наполовину. И, услышь мысли Поттера Гермиона - и Гарри непременно огреб бы подзатыльник, а затем Грэйнджер не разговаривала бы с ним по меньшей мере три или четыре дня.
-Мне надо к Дамблдору, - Гарри щурится, подхватывая сумку.
Макгонагалл щурится.
Выпрыгнет из мантии, превратится в кошку и выцарапает глаза к Волдемортовой матери.
-Двадцать баллов с Гриффиндора за неслыханную дерзость, - наконец, говорит Макгонагалл.
Гарри ничего не отвечает, выходя из класса и захлопывая за собой дверь.
Голосом Макгонагалл только монеты чеканить, вот о чем думает Гарри, направляясь в гриффиндорскую спальню. Ни к какому директору, он, конечно, не пойдет. Что ему говорить Дамблдору?
Ему снится Северус Снейп.
Уже три с лишним месяца, где-то через пару недель после того, как погиб его крестный.
Гарри думал сперва, что это какая-то шутка. Игры подсознания или что-то в этом роде. Потом - что это происки Волдеморта. Но шрам не болел, никакой черной магии в своих снах Гарри не чувствовал, так что... Потом - что это проделки самого Снейпа.
Когда Гарри вернулся в Хогвартс, его первым желанием было увидеть Снейпа.
Снейп перехватил взгляд Гарри за ужином и брезгливо поморщился, отворачиваясь.
Нет, подумал Гарри. Это точно не он. Это должно быть что-то другое. Кто-то другой.
Гарри снился Снейп каждую ночь. Каждый миг, когда он закрывал глаза и проваливался в другую реальность - там был Северус. Детство Снейпа. Юность Снейпа. Джеймс, издевающийся над Снейпом. Сириус, издевающийся над Снейпом. Люпин, смотрящий на все это - Ремус не принимал участия в этих забавах, он просто наблюдал. Не вмешиваясь. Лили, которая, казалось, защищала Снейпа, а по вечерам целовалась с Джеймсом все равно.
Гарри снилось, что во сне он был Северусом Снейпом.
Гарри снилось, что он наблюдает, как Джеймс забирается под юбку Лили в астрономической башне после отбоя. Там в самом деле была ниша, из которой можно было видеть все происходящее, не будучи обнаруженным - Гарри проверял.
Лили тихо постанывала, прикрыв глаза и подставляя шею Джеймсу, а Снейп смотрел, кусая губы.
Гарри смотрел, кусая губы.
И кому, прости Мерлин, рассказывать об этих снах?
Дамблдор посмеется в седую бороду и посоветует Гарри не забивать этим голову.
Рон с Геримоной просто посмеются - а потом над этим будет смеяться весь Хогвартс.
Снейп...
Снейп просто убьет его, если узнает, что Поттеру известно, что он чувствует.
Северус Снейп не может чувствовать.
-Мистер Поттер, - слышит Гарри за своей спиной знакомый голос, и вздрагивает против воли. - Мистер Поттер, позвольте узнать, почему вы не на занятиях?
Северус Снейп, который рыдал перед зеркалом Елинеж менее, чем пять минут назад, стоит сейчас за его спиной.
Северус Снейп, которым во сне был Гарри, сейчас снимет с Поттера баллов двадцать - за прогул, и еще десять - за наглость и хамство.
-Профессор Снейп, сэр... - бормочет Гарри, оборачиваясь.
На секунду ему кажется, что стоит Снейпу посмотреть ему в глаза, он прочтет все его мысли. Он поймет то, что ему известно. Он поднимет палочку, насылая на него какое-нибудь непростительное проклятие, а потом...
-Я задал вопрос, - голос у Снейпа мягкий. Бархатистый. Злой.
Гарри поднимает на него взгляд. Глаза у Снейпа - черные, а взгляд, кажется, такой же злой. Гарри понимает, почему Снейп его ненавидит. С таким отцом он и сам себя ненавидит.
-Вы не виноваты, сэр, - говорит Гарри, глядя Снейпу прямо в глаза.
Лицо Северуса исказилось.
-Что вы несете? - дрогнувшим голосом прошипел Снейп.
-Вы не виноваты, сэр, - повторяет Гарри, и добавляет зачем-то. - Правда.
Секунда, другая. Гарри видит, как Снейп подбирается весь, словно беря себя в руки. Становится как будто еще выше. Северус Снейп похож на огромную летучую мышь в своей мантии. Летучую мышь, живущую в подземельях.
-Ваш факультет лишается еще тридцати баллов, Поттер.
Гарри опускает взгляд, разглядывая трещинки на полу. Тридцать потерянных баллов, они того стоили. Снейп возненавидел его еще больше, но это того тоже стоило. Еще две недели отработки - полировать котлы - тоже того стоили.
Когда Снейп уходит - практически улетает - вниз по лестнице, не желая больше ни секунды проводить в обществе гриффиндорского мальчишки, Гарри думает, что забыл сказать, что все хорошо.

---

Неправильно.

Это неправильно. Драко ненавидит магглов, но они - куда толерантнее относятся к геям, чем волшебники. Чистокровные, нечистокровные - их слишком мало, чтобы позволить себе не заводить детей. Продолжение рода.
Драко ненавидит имение Малфоев. По правде говоря, он ненавидит и свою фамилию - с некоторых пор, он ненавидит и то, что он - Малфой. Было бы проще, если бы у него была какая-нибудь незаметная, неприметная фамилия. Если бы он в самом деле был грязнокровкой. Как Грэйнджер.
Несколько лет назад Драко плюнул бы себе в лицо за подобные мысли.
В волшебном мире ты можешь трахаться с парнями, но только в том случае, если у тебя уже есть трое детишек. Или в том, если ты на самом деле стоящий маг. Как Дамблдор. Альбус Дамблдор, старый-добрый пидорас. Или Гарри Поттер, грохнувший Волдеморта.
Вот оно как получилось - Гарри Поттер может позволить себе трахаться с кем попало, а Драко Малфой - нет. Неправильно как-то получилось. Должно было все наоборот произойти.
Драко морщится, глядя на статью в "Пророке".
"Мальчик-который-выжил-спит-с-упивающимся-смертью!"
Подумать только.
Упивающийся смертью. Даже не Малфой, так, упивающийся.
Их неправильно началось на четвертом курсе, во время Трехмудрого Турнира. Поттера отшила Чанг, и, сразу после бала, тот отправился в выручай-комнату. Поплакать, наверное. Драко на самом деле не знает, чем Поттер собрался там заняться - не мастурбировать же. Хотя...
В любом случае, это Драко ему помешал, дернувшись вслед за Поттером прежде, чем дверь комнаты закроется.
-Поттер, - вслух говорит Драко и морщится.
На самом деле, это Драко поцеловал его первым. Он предпочитает не вспоминать об этом. Не признаваться в этом самому себе. Они не говорят об этом с Поттером. Ну, на самом деле, они с Поттером вообще практически не говорят.
-Ты дурак? - спросил тогда его Поттер, и как-то странно сморгнул.
Драко готов был поклясться, что Поттер сейчас разрыдается. И тогда он его поцеловал.
Губы у Поттера были мягкие и поддатливые, а поцелуй оказался жадным до неприличия. Драко не знает, как так случилось. Наверное, виноват был огневиски, который тайком принесли близнецы Уизли и угощали всех, кто не был преподавателем. Ну и еще, может, чье имя не было Персиваль-мать-его-за-ногу.
Тогда не случилось еще ничего страшного.
Ничего непоправимого.
Ничего такого: они просто дрочили друг другу, и Поттер всхлипывал, вцеплялся в плечи Драко и что-то шептал неразборчиво. Это потом уже, ближе к утру, перед тем, как Драко собрался уйти, Поттер сказал ему:
-Как же я ненавижу тебя, Малфой.
Драко пожал плечами и ничего не ответил.
На следующую ночь они встретились там снова.
Все было еще ничего, им было по четырнадцать, это было еще даже не полноценным сексом. Так, дрожащие от возбуждения пальцы да судорожные стоны, они даже не раздевались до конца никогда.
Они встречались там каждую ночь.
Каждую.
А итог - вот он сейчас, очередная идиотская статейка Риты Скитер. Откуда только фотографии достала с трахающимися парнями - хотя Малфоя здесь почти не видно. А Поттер хорош. Драко смотрит на фотографию и невольно любуется своим любовником. Не сказать, чтобы таким уж бывшим.
Прости, отец, хер знает, как так вышло.
Они продолжали ругаться на занятиях и в коридорах. Никто ничего не заметил. Они все слепые, а Драко с Поттером - прекрасные актеры. Драко не думает, что для Поттера это могло настолько ничего не значить, что... Драко просто не думает об этом.
Уж лучше он будет думать, что сделал бы отец, если бы узнал об этом.
-Ты эту Чанг представляешь, когда мы..? - спросил Драко за день до отъезда из Хогвартс.
Поттер посмотрел на него и ничего не ответил.
Даже не сказал, что ненавидит его.
Просто ушел.
В их последнюю ночь Поттер ему отсосал.
Мерлин...
Драко зажмуривается и вспоминает. Поттер - ничего не умеющий, не знающий, делал это с таким энтузиазмом, что... У Драко и сейчас встает, когда он вспоминает об этом.
Неправильно все это. Совершенно неправильно.
А еще Поттера стошнило, когда он попытался проглотить.
-Пи-до-рас, - четко произнес Драко, вытирая его губы неизвестно откуда взявшейся салфеткой. Выручай-комната, чего уж тут...
Поттеру было смертельно стыдно.
Когда Драко думает об этом, он улыбается.
Это все было еще ничего.
В конце концов, было еще лето. Лето и ни одного письма. Лето, и никаких намеков на то, что то, что между ними было - являлось реальностью. В смысле, не эротическими снами. В смысле, что Драко не пора резервировать именную палату в Мунго.
Тем летом Драко положил все силы на то, чтобы восполнить пробел в своем сексуальном образовании. Теоретически, конечно. То есть, он мог бы... Все эти приемы, которая устраивала его мать, там было полно парней, и... Драко не знает, он до сих пор не знает, почему он трахался только с Поттером.
Почему он до сих пор хочет трахаться только с Поттером.
Драко не думает, что вообще хотел бы знать.
В любом случае, Драко старался, как мог. Книги, стащенные ночью из библиотеки его отца. Он читал про разнообразные позы и приемы, штуки, которые могли бы доставить наслаждение, прямо за завтраком, и на обложке для книги красовалась надпись: "История Хогвартса". Отец мог бы заинтересоваться, почему Драко читает одну "Историю Хогвартса" целое лето, но Драко было плевать.
Драко находил забавным, что вся история Хогвартса для него оставалась пособием по гомосексуальному сексу.
И мироздание подарило им встречу на матче по Квиддичу, хотя они все равно тогда не трахнулись.
Даже не поцеловались.
Просто перекинулись парой злобных реплик.
Драко вглядывался в глаза Поттера, скрытые линзами очков, пытаясь найти хоть что-то, что подсказало бы ему, что он не сумасшедший. Что ему это не приснилось. Что, черт подери, Поттер все еще хочет его.
И, конечно же, не нашел.
Тогда, наверное, он и... Чертов Поттер. Чертов Мальчик-который-выжил.
Тогда он его и трахнул, в первую ночь, когда они вернулись в Хогвартс. Драко не был уверен, что Поттер придет. Драко ушел в выручай-комнату сразу после ужина.
Практически сразу, если быть точнее: Панси спросила, есть ли у него подружка.
Появилась ли у Драко Малфоя подружка.
Драко чуть было не рассмеялся ей в лицо, а потом начал нести какую-то чушь про восстание Темного Лорда. Так все вопросы и закончились - толком не начавшись.
Что рассказывал своим друзьям Поттер, о том, где он пропадает по ночам и поздно вечером, Драко не знал. Драко никогда его об этом не спрашивал.
Когда Поттер пришел, Драко...
Ну, на самом деле, это воспоминание он представляет каждый раз, вызывая Патронуса. Драко не любит использовать это заклинание.
Несколько секунд Драко просто сидел на полу и смотрел. Поттер не изменился. Он, такое ощущение, вообще не меняется - все те же очки, все тот же шрам, все та же одежда, как будто на помойке шмотки находит.
Так они и трахнулись.
И вот, посмотрите, к чему это привело.
Драко повезло, что его мать не читает газет. Еще пару часов, пока она не получит сову от какого-нибудь идиота, можно пожить спокойно. По крайней мере, мать не будет его бить, как сделал бы отец.
Впрочем, отец просто убил бы его.
Авада Кедавра.
Драко думает, что надо будет спросить у Поттера, каково это - когда тебя убивают. Драко думает, Поттер просто врежет ему за такой вопрос. А потом повернет на живот и трахнет. Оттрахает так, что Драко потом три дня сидеть не сможет.
Драко думает, что слишком много думает о сексе - ему девятнадцать, и пора бы уже угомониться хоть немного.
Драко думает, что слишком много думает о Поттере - ох, Мерлин, а не пошли бы вы к черту, мистер Поттер.
Снейп бы сейчас сказал что-то вроде, минус пятьдесят баллов со Слизерина и минус сто баллов с Гриффиндора. Снейп бы поинтересовался у Поттера своим хриплым, мрачным голосом:
-Как вы могли трахать моего студента, Поттер?
Хотя нет, Снейп бы не сказал это так. Трахать. А что бы он сказал? Заниматься сексом?
Драко невесело хмыкает себе под нос.
Да. Так бы он и сказал, наверное.
Представить себе выражение лица Макгонагалл и расхохотаться в голос. Старик Дамблдор, старый педофил, он, наверное, улыбнулся бы в свою седую бороду. Ему бы понравилось.
Отношения между двумя злейшими врагами.
Дамблдор покачал бы головой и сказал бы что-то вроде:
"Гарри-Гарри..."
А больше он ничего бы не сказал, по крайней мере, Поттеру.
А Поттер сказал бы:
-Ну, какие отношения, Малфой? Я тебя ненавижу. Это просто секс.
Просто секс - это правильно.
Неправильно то, что было у них. Неправильно, что после того, как Малфой его трахнул в первый раз, он испугался. Поттер лежал на полу, на животе, дышал часто после оргазма. И когда он кончить-то умудрился, Драко и не заметил... Поттер лежал, и не шевелился. Даже голову не повернул.
Вот сука.
-Поттер, у тебя кровь...
Голос у Драко дрожал. Он провел пальцами между ягодиц Поттера, и, Мерлин, он же никогда не боялся крови... Поттер молчал, наверное, с минуту.
-Плевать, - сказал он.
Но так и не повернулся.
И Драко повернул его сам, на бок, прижимая к себе. И Драко целовал его искусанные губы. Окровавленные. И Драко возненавидел себя - впервые, на самом деле. Даже после поражения в Квиддич он ненавидел только Поттера. Даже, когда его отца убили...
Они пролежали там всю ночь, на полу, в выручай-комнате.
Добро пожаловать обратно в Хогвартс, ага.
Драко больше ничего ему не сказал, только гладил его вздрагивающую спину до утра. И целовал. Целовал так, что потом болели губы - а обратиться к мадам Помфри было стыдно, а Поттеру было больно.
И это была его, Малфоя, вина.
Поттер так и не вспомнил, не припомнил никогда ему это - хотя мог бы. Поттер прижимался к нему и как будто бы знал, что Малфои не умеют извиняться. А может, Поттеру было наплевать и ему просто было больно.
И это...
Неправильно это, блядь.
Драко думает о том, кто же их сдал. Прошло два года с тех пор, как Мальчик-который-выжил стал Мальчиком-который-убил-Темного-Лорда, но первый вариант был короче, поэтому все все равно называли его по-прежнему. Прошло два года - и они по-прежнему встречались. Маггловские отели. Никаких каминов, упаси боже, только маггловское метро. Никакой магии до самого дома. Малфой должен уйти, по меньшей мере, через полчаса после того, как уйдет Поттер.
Какая же сука?
А еще через неделю начались нежности. Это было в ночь, когда Поттеру назначили наказание. Эта розовая свинья. Драко сказал так, чтобы Поттер хотя бы улыбнулся, и он улыбнулся. А Драко целовал его руку, эти шрамы. Эти буквы.
"Я не должен лгать."
Она что, не знает, что этот парень никогда не врет? Вот о чем спрашивал себя Драко, в те минуты, когда он оставался один - и мог спокойно подумать. Ну, разве что, Снейпу врет. И Дамблдору. И...
А своим друзьям про них он не врет. Про секс между Поттером и Малфоем. И вовсе не потому, что они не поймут. Они просто предположить не могут, что подобное возможно.
Нежности на пятом курсе.
После очередного наказания, Поттер пришел прямо в выручай-комнату и просто свалился на колени перед Драко. В выручай комнате никогда не было никакой кровати или даже ковра, только холодный пол.
Просто удивительно, как они не заболели за все это время.
-Трахни меня, - попросил Поттер. - Трахни, так, чтоб было больно...
Драко вздрогнул, сжимая Поттера в своих руках. Это был его мальчик, вот о чем он тогда думал. Это был его мальчик, и никто другой не причинит ему боль. Никогда. Ни за что.
Драко хотел сказать, что убьет ее, но не сказал.
Драко просто целовал - его губы, скулы, подбородок, потом его глаза - очки улетели куда-то в сторону, а потом снова губы. Быстрыми, короткими поцелуями. Исступленными. Отчаянными. Драко путался в пуговицах поттеровской рубашки и застрял с молнией на его брюках. Это было, хотя бы, объяснимо - пальцы дрожали, как зачарованные на вибрацию фаллоимитаторы.
-Я тебя ненавижу, Малфой, - скулил Поттер, выгибаясь и подставляясь его губам.
Драко целовал его всего, лизал, посасывал, гладил, все время вглядываясь в его лицо, но все равно пропустил тот момент, когда Поттер начал плакать. Драко целовал его, а Поттер плакал, и прижимался к нему так, как будто Драко был единственным...
Драко не знал, кем.
И Драко до сих пор страшно думать, кем он был для него тогда.
Отец сказал бы:
-Шлюха.
А потом наставил бы на него палочку и сказал бы:
-Авада Кедавра.
И так было бы, наверное, правильно.
Во всяком случае, правильнее, чем все оно происходит теперь.
Неделю назад "Пророк" писал, что Поттер помолвлен с младшей Уизли, и Драко думал о том, стоит ли объяснять Поттеру, что такое противозачаточные чары. А еще Драко думал о том, что его патронус - четыре копыта и рога, которые Поттер ему наставил.
Драко использовал это заклинание два раза, в последний раз - при отце, но, слава Мерлину, Люциус решил, что это - последствие очень сильной ненависти.
Мерлин знает, почему он так решил.
Он просто не мог даже предположить правды.
Драко был ему благодарен, но, в самом деле, кто мог-то? Кто мог подумать, что Малфой будет спать с Поттером?
Драко трахал его весь пятый курс, пока на шестом Поттер не решился попробовать сверху. Драко не возражал. Драко уже плевать было, кто, как... Драко волновало в этот момент совсем другое.
Он должен был убить Дамблдора - и это был его последний год в Хогвартсе, в любом случае.
Поттер знал.
Поттер знал не все, конечно, Драко отдавал себе в этом отчет, но Поттер, сукин-сын-который-не-умер, знал.
Драко вспоминает, как скривились губы Поттера, когда он содрал-таки с Малфоя рубашку в начале шестого курса. Драко пытался этого избежать, видит его папочка сейчас, он пытался. Поттер смотрел на черную метку так, как будто его вырвет, снова, как после его первого минета, и Драко зажмурился. Драко ждал, что его ударят. Ждал, что Поттер просто уйдет.
Но этот ублюдок не должен был целовать его предплечье. Целовать так, как будто это просто идиотская татуировка, как будто у него нет никакого шрама, и как будто нет никакой возможности, что Темный Лорд его почувствует.
А Поттер целовал.
А сейчас, Драко сидит в своем имении и ненавидит - черную метку, которую касались губы Поттера, Волдеморта, которого убил Поттер, себя, потому что его трахал Поттер.
И Поттера, просто потому, что он Поттер.
-Я не вернусь на следующий год, - сказал Драко за ночь до того, как должен был убить Дамблдора.
Поттер... Поттер ничего не сказал. Просто поцеловал его еще раз, в губы - долго. Драко думал, что это их последний поцелуй тогда. А на следующий вечер, когда Поттер нашел его плачущим, Драко послал в него Аваду.
Кедавру которая.
Секундой позже, чем следовало. Давая Поттеру шанс увернуться.
А Поттер заорал ему вслед:
-Драко!
А Малфой попросту сбежал. Ни до, ни после, Поттер не звал его имени. Никогда. Даже во время оргазма, Поттер шипел "Малфой" ему на ухо. Выстанывал его фамилию. До сих пор выстанывает - в маггловских отелях и в его, Драко, снах.
Дамблдора Драко так и не убил - он не признается в этом даже себе, но он не слышал ни слова, то говорил старик ему тогда. У него в ушах стоял крик Поттера. Его именем, крик.
И тогда Дамблдора убил Снейп.
А потом...
Потом Драко предпочитает помнить только то, как однажды утром, уже после смерти Темного Лорда, в окно ворвалась сова и опустила ему письмо. Не Хедвиг - он тогда еще не знал, что она умерла. Или не помнил. Или вообще не хотел помнить ничего, связанного с Поттером, и это ему плохо удавалось.
"Дарк сайд стрит, Стоун Отель, номер 126, семь вечера. Ключи у портье. Добирайся без магии."
Там не стояло даже подписи.
Драко понял, что это Поттер, только взглянув на неровные буквы. Почерк у Поттера тоже не менялся.
Поттер ввалился в номер только в половину восьмого, когда Драко уже подумывал, что его просто обманули. Это был его Поттер, его очки, его шрам, его руки.
И его голос, когда он, закрыв за собой дверь, просто сказал:
-Иди сюда.
Ни тебе здравствуй, Малфой, ни тебе как поживаешь, сука.
И они снова стали друг с другом спать. Они снова почти ни о чем не говорили. Поттер даже перестал говорить, что ненавидит Драко. Может, правда перестал, а может, попросту надоело говорить об этом.
Они встречались уже не каждую ночь, конечно, раза три в неделю, иногда реже, иногда чаще. Поттер всегда присылал сову. Совы были разные - из чего Малфой сделал вывод, что Поттер шифруется.
Оно и понятно.
Оно и нифига не понятно, зачем Поттеру это было надо.
Может, Поттеру просто надо было хоть что-то в своей жизни, что было бы по-настоящему неправильным, помимо прогуливания уроков и вранья директору.
У него невеста, спасибо еще, что пока не беременна.
Драко уверен, что уж об этом "Пророк" бы точно написал, и мусолил бы эту тему все девять месяцев, после переключившись только на то, что младенец у Поттера родился.
Сколько Рита Скитер будет писать о том, что Поттер спит с Малфоем...
Драко предпочитает не думать.
Драко бы сейчас выпил, но нет еще и полудня - может, придет сова от Поттера. Даже если это будет кричалка. Даже если навозная бомба. Даже если - да все равно в подвале уже ничего не осталось: вся коллекция дорогих вин Люциуса была распита в ожидании Поттера за два года.
Поттер появляется сам, в камине, уже к вечеру.
Драко думает о способах самоубийства и сексе, когда Поттер вываливается - весь в золе и злой, как черт.
-Это не я, - быстро говорит Малфой, вставая с кресла.
Как ребенок, которого застукали родители, когда он сломал любимую отцовскую метлу.
Отец поднял палочку и сказал бы:
-Круцио.
Поттер отряхивается, не обращая внимания на слова Малфоя.
-Это не я, Поттер, - повторяет Драко, побледневший - хотя куда еще бледнее-то.
А пальцы у Драко дрожат, хуже, чем во время их первого раза. Самого первого. Когда он только целовал и дрочил Поттеру. А Поттер поднимает на него взгляд, и констатирует тихо:
-Я знаю, - очки перекошены, взгляд спокойный. - Это я им сказал.
-Гарри... - выдыхает Малфой и затыкается тут же.
Поттер смотрит на Драко так, как будто впервые видит. Поттер смотрит на Драко так, как будто тот зовет его - впервые. На самом деле, вот так, по имени - действительно впервые.
-Ты дурак все-таки, - говорит Поттер, снимая очки.
Снимает, откладывает на стол. И смотрит на Драко невидящим взглядом. И не говорит ничего больше.
Драко сглатывает - и остается стоять на месте.
Вот ублюдок же.
Сука.
Мальчик-который-выжил.
-Уизли тебя убьет, - говорит Драко, когда Поттер к нему походит.
-Убьет, - соглашается Поттер. Гарри.
Их обоих - убьет. Назовет одного шлюхой, а потом и второго, хлестнет Поттера по щеке и выбежит в слезах из комнаты. Прямо в камин.
-Это неправильно, Поттер, - говорит Драко, а сам обнимает его за шею.
Да хоть в окно.
-Ага, - кивает Поттер.
А потом они уже не говорят, если, конечно, не считать фразочки вроде: "Еще, блядь, Поттер, быстрее..." и "Громче проси, Малфой..."
А потом они просто засыпают - прямо на полу, по старой традиции, голые, потные, и в сперме. Засыпают, совершенно неправильно прижавшись друг к другу.

---

у Блэка некультурный шок.
Бобби-Бобби...

---

Когда она подняла голову, она больше не плакала.
Просто сказала, так, одними губами:
-Сука.

---

-О чем ты думаешь? - спросил его я, когда мы уже были у него.
Валялись на диване, пьяные, обленившись настолько, что даже не включили телевизор. Хотя, может, у него уже просто отрубили кабельное за неуплату - такое было несколько раз прежде.
-Не знаю, - Рэд приподнялся, опираясь на локоть, глядя на меня. - Давай трахнемся?
Рэд смеялся своей шутке до тех пор, пока я не врезал ему подушкой.

---

Сегодня мы напиваемся в небольшом баре в центре. Маленький неприметный бар, пара посетителей с утра - похмеляющийся немец и влюбленные парочка - студенты, видимо, сбежавшие с пар.
Рэд заказывает нам пиво. Сегодня у Рэда есть деньги, и есть сигареты, которыми он щедро делится со мной. Я вытягиваю сигарету из его пачки и задумчиво прикуриваю. Зажигалка у меня дешевого китайского производства, полупрозрачная, зелененькая. Сегодня - как и последние недели три - денег у меня нихуя.
-Есть хочешь? - интересуется Рэд.
Видимо, денег у него сегодня даже больше, чем по праздникам. Или просто настроение хорошее.
Я отрицательно мотаю головой.
Рэд странный парень. У него вечно немытые рыжие волосы, и в то же время, всегда белоснежная рубашка. Его внешний вид вызывает у меня непонимание окружающего мира; с самого первого дня, как я его увидел.
Познакомились мы немного позже.
Я делаю несколько глотков - пиво ничего так. Я пиво вообще не люблю, пью лишь за компанию с Рэдом, когда ему хочется. Сегодня ему хочется. Сегодня он весел и щедр, бог знает, почему. Умер богатенький дядюшка из Австралии и оставил ему приличное наследство. Или он выиграл в лотерею. Или просто нашел несколько тысяч на улице. В случае с Рэдом возможно любое невероятное событие.
Я не спрашиваю, почему он сегодня такой.
Первые пару бокалов мы пьем в тишине. Пьем и курим; Рэд наблюдает за любовной парочкой, милующейся за чашкой кофе, а я за немцем. Немец листает одну из местных газет. Впрочем, может, я ошибаюсь, и это вовсе не немец. Но носки у него белые.
-Расскажи мне что-нибудь, - просит Рэд.
Это - одна из наших традиций. Одна из причин, по которой мы встречаемся вообще. Несколько раз в неделю. Иногда реже. Напиваемся с самого утра, а потом отсыпаемся у него - или он куда-то сваливает, и мне приходится ночевать у кого-то из старых приятелей.
Обычно наши разговоры - сущая хренотень, псевдовыборка псевдофилософских тем, и это утро не является исключением. Он мог бы попросить меня рассказать, в какой позе сегодня будут трахаться эти студенты, или какая мечта у официанта, меняющего нам пепельницу, или какие снятся кошмары этому немцу. Если он, конечно, немец.
Сегодня я рассказываю Рэду о своих кошмарах.
Не столько кошмарах, сколько просто странных снах - я к ним уже привык.
-Я смотрю на свое отражение в зеркале, и там, в зеркале, я имею в виду, я умираю, - послушно рассказываю я.
Я мог бы рассказать о чем угодно. Что-нибудь - Рэд имеет в виду, на свой выбор. Любая чушь, которая может его заинтересовать. Любая чушь, которую можно послушать на третьем бокале пива.
-Волосы черные, отдельные пряди седые, а в глазах - смерть, - я рассказываю, и меня передергивает от воспоминаний.
Рэд тепло улыбается и треплет меня по плечу.
-Какой ты, Блэк, чувствительный, - и смеется заливисто.
Он предлагает мне закурить - жестом, прикуривает мне свой зажигалкой. Это - выражение заботы по-Рэдовски. Знак того, что он понимает. Так он показывает, что он проникся той чушью, которую я ему наговорил.
-Я думаю, что хиппи - это такие современные аскеты, - Рэд делится со мной своим мировоззрением.
Око за око. Услуга за услугу. Чушь на чушь, таковы правила. То, что рассказывает Рэд, выглядит полным бредом только на первый взгляд.
-Они несут любовь и красоту, и, чего там еще... - Рэд прихлебывает пиво. - А, точно, секс. То, что нужно этому миру, чтобы отвлечься от загрязнения окружающей среды и прочих катаклизмов. Понимаешь?
У Рэда странное представление о хиппи, но я киваю, предпочитая не переспрашивать.
-Они как бы... - Рэд задумывается. - Им ничего не нужно, в общем-то. Ну там, пару косяков, а трахаться при желании можно и без гондонов. Поют песни и пляшут, мир и любовь, нахуй. Любая секта, та, что пропагандирует рай на земле и после жизни, они не добиваются такого эффекта, как эти ребята.
Я хмыкаю, растягивая губы в улыбке. Время приближается к полудню, и Рэд, кажется, сегодня никуда не собирается сваливать.
-Я к чему это, - Рэд запускает руку в свои спутанные волосы. - Думаю, косички что ли себе сделать, че скажешь, а?
Несколько секунд мы смотрим друг на друга, а потом заливаемся пьяным, счастливым смехом. Мир и любовь, значит. И еще, приведение Джими Хендрикса, конечно.

---

Так ты и возвращаешься: в холодную квартиру, а тебя никто не и ждет. Тишина. Никого. Всем наплевать.
Как будто лучше было бы не возвращаться, ага.

---

Паранойя? Я расскажу вам про паранойю: это когда ты уже не знаешь, куда гаситься от своего науч.рука, потому что он тебя уже заебал, мягко говоря; ты включаешь фэйсбук, и первое, что ты видишь, это его фотографию в колонке справа.
"Возможно", - сказал фэйсбук, - "Вы знаете этих людей."
Это, кстати, вторая из двух причин по которой я захожу на фэйсбук раз месяца в три, не чаще.

---

-Все, - сказала вчера матушка. - Перья я тебе сделала, лети отсюда.

@темы: Про хуйню

---

Пусть валяется.

хуйня какая-то.

Англичане - очень консервативные люди. И, если у них заведено ужинать вместе каждую субботу, то хоть ебнись, но вернись домой к положенному часу.
На ужин сегодня отбивная с рисом первым блюдом, и я даже не рискну предполагать, что еще там матушка приготовила.
-Значит, - спрашивает матушка через три минуты после того, как мы начинаем есть. - Вы пришли вдвоем. Девушки-то у вас есть?
У меня кусок застревает в горле. Матушка терроризирует нас темой о внуках еженедельно, вот уже второй год. Нам по двадцать два года, и, господи боже ж ты мой, неужели по ее мнению это не рано?
Оливер широко улыбается:
-Конечно, есть, мам. Но еще ничего серьезного, настолько, что можно было познакомить с семьей.
Семья для Оливера - это святое. Семья, жена, и дети - когда-нибудь, обязательно. Двое.
-Но вы собираетесь?
Матушка снова идет в атаку, переводя взгляд с меня на брата и обратно. Оливер снова спасает положение. Из нас двоих это он - общительный семейный мальчик.
-Разумеется, - Олли улыбается во все тридцать два зуба. - Неужели ты сомневаешься?
Из нас двоих это я - какой-то неправильный.
По телевизору транслируется футбольный матч. Астон Вилла - Бримингем. Моя любимая команда против любимой команды моего брата.
-Я сейчас приду, - я извиняюсь, встаю из-за стола.
Стараюсь, чтоб руки не очень дрожали. Сегодня вообще какой-то неправильный ужин. Неправильнее, чем обычно, я имею в виду.
В ванной на втором этаже я стою минут пятнадцать, где-то. Умывшись холодной водой, просто стою, глядя в зеркало. Мы с братом очень похожи, и все-таки нас легко отличить. У Оливера есть родинка. Оливер улыбается чаще. Оливер более общительный.
-Джи? - Оливер заходит в ванную и закрывает за собой дверь.
Стучаться у нас с ним не принято - ну, что мы там не видели? К черту личное пространство.
-А может, я тут дрочу... - бубню я, глядя в раковину.
Оливер постоянно как будто ухмыляется. Оливер чаще пьет пиво в баре на углу с друзьями. У Оливера куда больше друзей, чем у меня. Оливер лучше общается с семьей.
Оливер обнимает меня за плечи.
-Джейми... - и смотрит на мое отражение в зеркале.
Чем старше мы становимся, тем менее мы похожи.
Оливер не заморачивается по поводу семейных разговоров о том, как бы поскорее нас женить.
-Если ты спросишь, что случилось, - я сглатываю, не глядя на него. - То я буду врать.
Сначала я буду отшучиваться, а Олли будет смотреть на меня спокойно и серьезно, и мне придется сказать что-то по существу. И тогда я начну врать; сперва выдам что-то настолько глупое и идиотское, что в это поверил бы даже отец. А Олли будет смотреть на меня, и под его взглядом мне придется говорить еще, что-то более убедительное, и под конец в то, что я говорю, поверит даже мой брат.
Мой единственный брат, мой близнец, человек, который знает меня лучше, чем я сам.
Из нас двоих - это Оливер натурал.
-Ну ври, - Олли щурится. - Ты же знаешь, я не могу не спрашивать.
Я молчу, и Оливер начинает сыпать догадками.
-Это из-за матери, да?
Молчание.
-Ты с кем-то расстался?
Молчание.
-Тебе тяжело это слушать?
Молчание.
Молчание.
Молчание.
-Джи, в чем дело?
Я поворачиваюсь к нему лицом и щипаю за бок.
-Ни в чем, Оливер. Идем жрать, а то я с утра ничего не ел. Так и подохну тут перед зеркалом, пока ты будешь засыпать меня вопросами.
Приличное английское семейство. Две собаки с лаем носятся по первому этажу. Из гостинной орет телевизор - кажется, Бримингем ведет.
Вполне себе дурдом.
Я обнимаю брата за талию и тяну его прочь из ванной.
-Дурак ты, Джи, - говорит Оливер с какой-то отчаянной нежностью.
Треплет мои волосы, быстро целует меня в висок - и мы уходим вниз. Больше Оливер ничего не говорит, матушка, на удивление, ничего не спрашивает. После ужина мы смотрим матч, и я задремываю, привалившись к плечу брата, где-то ближе к концу.

-Джи... - выдыхает мне в ухо брат. - Просыпайся.
Я открываю глаза и понимаю, что матч закончился. Телевизор выключен, все тарелки убраны. Пиво выпито - отцом и Оливером. Матушка смотрит на нас обоих.
-Оставайтесь здесь, куда вы сейчас поедете, поздно уже...
Она говорит это каждую субботу после ужина, но мы никогда не остаемся. Разъезжаемся по квартирам. Я - в свое холостяцкую однокомнатную берлогу, захламленную пустыми пивными банками и пакетиками лапши быстрого приготовления; Оливер - в свою.
Квартира у Олли тоже однокомнатная, но там чисто. По крайней мере, было чисто, когда я бывал у него.
-Хорошо, мам, - говорит Оливер, приобнимая меня за плечи.
Я понимаю, что это он закутал меня в старый, теплый плед. Под этим пледом мы спали мелкие, когда отец смотрел матчи в субботу с друзьями.
-Кто выиграл? - хриплым со сна голоса спрашиваю я.
Бримингем. Или Астон Вилла.
-Спать идем, - Оливер улыбается.
Смотрит на меня и не отвечает. Улыбка Оливера - это что-то среднее между улыбкой и ухмылкой. Зубки белые, ровные. Смотрит ласково, вселюбяще, всепрощяюще.
Врезать хочется.
Я ничего не отвечаю, встаю, оставляя плед на диване, и иду наверх. Наша старая комната. Одна на двоих - комната. Большая, просторная, две кровати рядом. Два письменных стола, один шкаф - и мы все время путались, где чьи шмотки.
Я раздеваюсь, быстро, устало, матушка уже постели уже приготовила. Иногда мне кажется, что она готовит их каждую субботу - на всякий случай.
Иногда мы дрались, если я вдруг понимал, что на Оливере - моя футболка.
-Джи, что, черт возьми, происходит? - Оливер стоит на пороге и смотрит на меня. Наблюдает. Разглядывает.
Молчание.
Я не отвечаю - я ничего не хочу отвечать. Ничего не происходит. Все в порядке. Заткнись и дай мне поспать. Сотни идиотских ответов, и пора начать придумывать первую ложь, чтобы братец поверил.
-Джеймс, отвечай.
Я забираюсь под одеяло, Оливер садится на край моей кровати.
Ничего.
Я все еще люблю бывшую подружку.
Я ненавижу детей и не знаю, как мне сказать об этом матери.
Моя новая девушка - ей сорок три года и детей у нее быть не может.
Я гей и я влюблен в собственного брата уже двадцать два года.
-Джейми... - Оливер обнимает меня сквозь одеяло. - Ты же знаешь. Ты можешь сказать мне все.
Молчание.
Из нас двоих - это Оливер открыт и дружелюбен, и обсуждать свои проблмы любит тоже он. Но не я. Поэтому я молча утыкаюсь ему в плечо.
Оливер вздыхает. Олли, он стягивает с себя джинсы и футболку - я по привычке смотрю, уж не моя ли - и забирается под одеяло. Под мое одеяло, ко мне в постель.
-Мы наебнемся отсюда, - говорю я.
Кровать - полуторка, вдвоем можно поместиться только в обнимку. Очень крепко прижимаясь друг к другу. Два бугая, метр восемьдесят ростом, двадцати двух лет от роду. Два брата, близнеца, лежат вприжику друг к другу.
И не скажешь, что Оливер - гетеросексуальнее, чем наша матушка.
-Я тебя люблю, - говорит мне Олли.
Несколько минут я молчу. Слушаю дыхание брата. Размеренное. Спокойное. Вдох-выдох. Такая игра, с самого детства. Зеркало, называется. Так, чтоб дыхание было ровно-ровно, один-в-один.
-Оливер, - прошу я. - Можешь для меня кое-что сделать?
Оливер реагирует мгновенно:
-Конечно, Джи. Все, что угодно.
Все, что угодно.
Съеби с моей кровати.
Поцелуй меня.
Закрой глаза и просто поцелуй меня.
Не знаю.
Займись со мной...
Просто трахни меня, окэй? Ладно?
В нашей комнате смазки нет. Презервативы - если только у матушки в спальне. Черт возьми. Ладно, пусть будет так, просто вставь мне, хорошо?
Я обещаю не орать.
Оливер смотрит на меня, выжидающе.
-Улыбнись, - прошу я. - Улыбнись для меня.
И Оливер улыбается.
-Нет, не так. По-настоящему. Представь, что я тебя рассмешил.
Олли тихо смеется, обнимает меня крепче. И улыбается. Только для меня.
Кажется, мы засыпаем одновременно.

-Оливер?
Мы одеваемся, стоя спиной друг к другу. Впрочем, я знаю и так, что он на себя натанет. Модные джинсы, любимую футболку, чистые носки.
Из нас двоих, это у Оливера водятся чистые носки.
-Ась?
А я их постоянно пиздил.
-Скажи, общительный мой... - говорю я. - Если тебе нравится человек, но сказать об этом ты не можешь, что ты делаешь?
Оливер тихо кашляет, раздумывая.
-Ну... Если я не могу об этом сказать, потому что боюсь, то я борюсь со своим страхом. А если совсем не могу, ну, если она там замужем уже или еще что... Не знаю даже.
Оливер оборачивается, смотрит на меня внимательно. В зеркале отражается лицо моего брата - хмурящееся, настороженное.
-Джи, почему ты спрашиваешь? Ты кому-то что-то не можешь сказать? - Оливер подходит ко мне. - Кто она?
Она - шатенка с зелеными глазами.
Она - высокая и красивая.
Любит пиво, мультики по телевизору и футбол, снимается в кино и наслаждется жизнью.
Она любит девушек.
Она не лесбиянка, она просто парень.
Мой любимый брат Оливер.
Как бы ты.
-Я спрашиваю, потому что хочу сделать человека, которого люблю, самым счастливым человеком.
Оливер молчит, не то улыбается, не то ухмыляется.
Бирмингем или Астон Вилла.
Оливер кладет руку мне на плечо, и говорит, что все образуется.
Ага, она разведется.
И сменит ориентацию.
Я улыбаюсь брату в ответ.
Часом раньше мы все еще лежим в постели, вобнимку, прижавшись друг к другу, и Оливер все еще спит. Часом раньше я только-только продрал глаза от чертовски реального сна, безумного и эротического. Часом раньше Оливер просыпается, когда я пытаюсь выпутаться из его рук - свалить в ванную подрочить.
-Куда? - сонно спрашивает Оливер.
я отвечаю предельно честно:
-В ванную.
Оливер фыркает, сонно, прижимает меня к себе еще сильнее. Еще крепче. Вплотную. Мой возбужденный член упирается ему в живот.
-Грелка.. - бормочет Оливер, не открывая глаз. - Ну, чего я там не видел? Дрочи здесь...
Для меня это - смущение. Стыд. Самое сокровенное желание. Оливер дышит мне в макушку. Для Оливера это - проявление доверия. Оливер дышит так спокойно, как будто спит дальше.
Вот ублюдок.
Часом раньше, я опускаю пальцы на свой член, быстро двигая рукой.
Я не вижу, просто чувствую, что Оливер улыбается.
Улыбается, пока я ласкаю себя. Улыбается, когда я дышу тяжело. Улыбается, пока я дрожу мелко, прижимаясь к нему.
Просто улыбается.
Отдышавшись, я все-таки съебываю в ванную. В душ, под горячую воду. Почти кипяток, кожа красная, от воды идет пар, и, прижавшись лбом к холодному кафелю, я дрочу снова.
Для Оливера это нормально.
Мне хочется его поцеловать.
Вечером мы идем пить - с Крисом и Стэном, с лучшими друзьями Оливера. Как бы и с моими лучшими друзьями тоже, но, говоря по правде, у меня вообще нет близких друзей.
У меня вообще никого нет, кроме Оливера.
Вечером я напиваюсь в хлам. Пиво и футбольный матч по телевизору. Англия-Франция. Вторую часть матча я блюю в сортире, и Оливер сидит рядом, успокаивающе гладя меня по спине.
Крис говорит:
-Тебе не надо так много пить, Джейми.
А Стэн добавляет:
-Тебе вообще пить не надо, Джейми.
Оливер смотрит на них так, как будто хочет убить прямо сейчас. Прямо здесь, на месте. Испепелить взглядом. Расстрелять из невидимого пистолета. Задушить одной рукой, потому что второй он обнимает меня.
Оливер говорит:
-Ребят, вызовите такси лучше, а?
Оливер называет свой адрес. Кажется, просто по привычке, я вижу, как меняется его лицо, когда он понимает, чей адрес слетает с его губ. Он раздумывает пару секунд, но, видимо, решает, что так будет лучше.
Еще одна ночь вместе с братом.
Когда я был у него в последний раз, там была всего одна кровать. И никакого дивана. И спать на полу Оливер мне не позволит.
-Олли... - пьяно бормочу я.
Таксист кидает на нас взгляд - и какой мудак придумал зеркало заднего вида - ухмыляется, но ничего не говорит.
Оливер все еще обнимает меня за плечи.
-Все хорошо, - шепчет Олли мне на ухо. - Сейчас приедем, и я тебя уложу...
Таксист, кажется, ухмыляется. Слова Оливера звучат так интимно, что мне хочется отдаться ему прямо здесь. Умереть за него. Отдать за него свою жизнь. Сделать что-то такое, чтобы он улыбнулся. Сделать так, чтобы он улыбался всегда.
Я признаюсь:
-Я люблю тебя, Олли...
Оливер улыбается:
-Я тоже люблю тебя, - взгляд ласковый и тоже немного пьяный. Но, по сравнению со мной - совсем немного. - Братишка...
Вот же ублюдок, ну...

Когда мама купила нам книгу про Гарри Поттера, нам с братом было по двенадцать лет. Книга была одна, а нас было двое, рождественские каникулы, и мы были наказаны.
Мама кричала так, что слышали, кажется, все соседи. Отец молчал, но лучше бы уж он орал.
Две недели не выходить из дома без сопровождения родителей.
Две недели никакого телевизора.
Две недели - никаких друзей, даже по телефону, вообще никак.
Овсянка на завтрак.
Никакого сладкого.
Это была драка на школьном дворе, нас было двое, а он один. И никого не волновало, что он был в полтора раза больше каждого из нас, что учился на два класса старше, и ставил подножки Оливеру, когда тот проходил мимо него в коридоре.
Так оно и случилось.
Две недели - и никого, кроме нас двоих; мама ограничивалась тем, что звала нас есть, а папа с нами эти две недели вообще не разговаривал.
Я лежал, головой у брата на коленях, пока он читал вслух первую главу из Поттера. Он читал, а я думал, что мой брат - единственный близкий мне человек.
Вторую главу читал я, так же, вслух, а Олли ерошил мои волосы.
Этот эпизод из прошлого, это не момент истины. Не точка отсчета. Не день, когда я разобрался в себе и почувствовал, что я пидорас и инцестник.
Я думаю, что я всегда его любил.

запись создана: 19.03.2010 в 00:51

@темы: Тварьчество, Твинсы

---

Да-да, ребят, у меня сегодня явно не день техники, извините.
Сдохли наушники.
Сдохла мышка и комп тоже дышит на ладан.

---

Распечатать и повесить на стену, г-г.

Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica

Ergo, draco maledicte et omnis legio diabolica, adjuramus te,
cessa decipere humanas creaturas, eisque æternæ perditionìs venenum propinare
Vade, satana, inventor et magister omnis fallaciæ, hostis humanæ salutis,
Humiliare sub potenti manu Dei, contremisce et effuge, invocato a nobis sancto et terribili Nomini
quem inferi tremunt
Ab insidiis diaboli, libera nos, Domine.

@темы: Про хуйню

---

Дождик. На улице, мать вашу, дождик. Чистые, блядь, джинсы, и промокшая, нахер, бандана.
Дождик, блядь, понимаете?
Пойду лечить душонку вылавливанием в каком-нибудь из фильмов про гарепотера близнецов.

@темы: Про хуйню, Про поржать

---

А я-то, наивный, думал, что хуже быть уже не может.
Ага.
Два раза.

---

Сидели с Р. давеча перед лекцией, делать нефиг было, а денег не было, смотрели Спайдер Мена у него на мобильнике. Есть во второй части такой дурацкий момент, который прошибает меня каждый раз.
-Ты чего? - Р. удивленно косится на меня. - Блэк, ты чё, плачешь?
-Нет! - мрачно бурчу я, потирая глаза. - В глаз что-то попало. В оба.
Р. тихо хмыкает и протягивает мне салфеточку. Так трогательно с его стороны. Я вытираю скупые слезы, кладу салфеточку рядом, смотрим дальше. Р. все косится на меня, как-то ухмыляется втихую, за салфеткой тянется. Ну, мусорка к нему ближе.
Тот самый проникающий момент, он, блядь, долгий.
-Отдай обратно, - бурчу я, забирая салфеточку.
Я шумно высмаркиваюсь, и мы смотрим фильм дальше. Р. улыбается. Р. положил глаз на Вовку, мы пересеклись с ним сегодня, с Вовкой, я имею в виду, хотя никто из нас так и не понял, что ему там надо было.

-Все какие-то припизженные, - сказал Юрка.
-И ты? - спросил Владь.
-И я, - кивнул тот.
Владька облегченно выдохнул:
-Ну вот, я уже хотел припиздить тебя малеха...
Юрка затушил сигарету и улыбнулся.

Перед тем, как мы все разошлись в разные стороны, Р. шепнул мне:
-Я никому не скажу.
Пиздец, аристократия пошла.

@темы: Учебля, Про хуйню, Кто все эти люди?

---

Так теперь и живем: открыл рабочий стол, залыбился, как идиот.
Закрыл рабочий стол мозиллой обратно.
Когда улыбка слезет с лица, можно посмотреть на рабочий стол еще раз.

@темы: Твинсы, Про поржать

---

Проснулся.
Ощущение такое, как будто я всю ночь пил, курил, трахался, дебоширил, и еще черти чем занимался.
Стареем, господа, стареем.

@темы: Про хуйню

---

Снился рыжий, один из. Не помню, какой, а во сне не хотелось даже и знать, какой. Лежал головой у него на коленях. Он рассказывал какую-то хуйню на английском, а я жаловался на соседа с перфоратором, который сверлил и стучал до вечера. С самого утра - и до вечера. Рыжий рассмеялся и сказал, что это не главное в жизни.
Ну, может, он сказал что-то другое, но я понял именно это.
Потом он задумался, наговорил опять какой-то чуши, что-то о том, что только я могу читать слэшные фики на английском в переводе транслэйт.ру, потому что делать больше нехуй. Добавил, что твинцест - это неправильно. И подмигнул.
А я рассмеялся, я смеялся так долго, что сон успел перемениться совсем, и никакого рыжего уже не было.

@темы: Твинсы, Сны

---

Вот так, встаешь, продираешь глаза завтракаешь, просыпаешься. Понимаешь, что не надо было завтракать, но уже поздно. Тебе снилось что-то рыжее, ты делаешь морду кирпичом, как у Джеймса, и делаешь вид, что не помнишь, что именно. Что не знаешь. Что не какое-ваше-собачье-дело-до-моих-сексуальных-фантазий.
Нормально, чего там.
Вчера перед сном ты решил написать Джареду Лето, про ту самую песню и ее акустическую версию. На задаче "Как уместить в сто сорок символов историю о том, как тебе дорога эта песня, как тебе она серпом по яйцам, и как она нужна тебе - до хрипоты - в акустическом варианте" мозг завис, перегрелся, и издох.
Что было дальше, вы знаете.
Ах да, меня вторую неделю подмывает написать Тэму, в который, блин, раз. Что-то вроде "Я все еще жду тебя, мать твою", эссе на трех листах. Примерно. Останавливает только то, что весна еще не закончилась, а какой-то Рома все-таки обещал. Если закончится, а "мать твою" не приедет, я узнаю, какой, и приду по его душу.
Ага, два раза.

А вы тоже заметили, что по понедельникам мне хочется написать много всякой хуйни, да?

@темы: Твинсы, Bleed For a Music, Кто все эти люди?, Сны

---

Сегодняшний день прошел не зря: теперь у меня есть три пера и я научился различать твинсов по лицам.
"Там, один все время как бы ухмыляется, а вот у второго роже попроще, кирпичом."

@темы: Твинсы, Про хуйню